Кто на самом деле командовал русскими на Куликовом поле
Традиционно считается, что татар Мамая на Куликовом поле разбил московский князь Дмитрий, прозванный за эту победу Донским. Однако при внимательном прочтении источников выясняется, что Дмитрий Донской, скорее всего, не мог командовать русскими полками в том сражении!
Один из важнейших и подробнейших источников про Куликовскую битву — «Сказание о Мамаевом побоище» — говорит про великого князя Дмитрия:
«Укрепив полки, снова вернулся под своё знамя чермное, и сошёл с коня, и на другого коня сел, и сбросил с себя одежду царскую, и в другую оделся. Прежнего же коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду на него воздел, ибо любил его сверх меры, и знамя своё чермное повелел оруженосцу своему над Бренком держать. Под тем знаменем и убит был вместо великого князя».
Далее «Сказание» повествует, приводя пространные речи персонажей, о том, как великий князь сам хотел сразиться в рядах своего войска, но «многие же русские богатыри» стали его отговаривать рисковать своей жизнью. Дмитрий привёл им пример из библейской истории, отклонил их просьбы и ринулся в сечу. «И самого великого князя ранили сильно, и с коня его сбросили, он с трудом выбрался с поля, ибо не мог уже биться, и укрылся в чаще, и Божьей силою был сохранён», — говорит о нём «Сказание».
После победы его двоюродный брат Владимир Андреевич, командовавший засадным полком, стал искать повсюду великого князя Дмитрия. «И некоторые набрели на убитого Михаила Андреевича Бренка: лежит в одежде и шлеме, что ему дал князь великий. Другие же набрели на убитого князя Феодора Симеоновича Белозерского, сочтя его за великого князя, ибо похож был. Два же каких-то воина отклонились на правую сторону в дубраву, один именем Феодор Сабур, а другой Григорий Холопищев, оба родом костромичи. Чуть отошли от места битвы и набрели на великого князя, избитого и израненного всего и утомлённого, лежал он в тени срубленного дерева берёзового».
Далее, услышав о победе над татарами, Дмитрий, как ни в чём не бывало, сел на коня и поехал вместе с двоюродным братом и другими князьями и воеводами осматривать поле битвы. Очевидно, если он и был ранен, то легко, и явно не истекал кровью. Скорее всего, великий князь был слегка оглушён и, кроме того, мог получить немало ушибов от ударов по доспехам, которые, однако, уберегли его от опасных и проникающих ран.
Не будем обсуждать, насколько этически оправдан был поступок Дмитрия: облечь в свою одежду своего любимого воеводу и тем самым обречь его на смерть. В те времена подобная военная хитрость применялась частенько и многими, а вассалы монархов почитали за честь принять смерть, предназначенную их господину. Хотя «Сказание», судя по тому, что великий князь уподобляется в них царю («одежды царские»), возникло не раньше начала XVI века, когда московские князья стали время от времени титуловаться царями, примем его рассказ о битве за достоверный. Что из него следует?
Прежде всего, то, что Дмитрий Донской, рубясь переодетым рядовым в гуще воинов, а потом из-за травмы оставивший поле битвы, никак не мог командовать русскими полками в сече. В начальный период битвы общее командование принадлежало неведомо кому, а после того, как в дело вступил засадный полк во главе с Владимиром Андреевичем, победа стала целиком и полностью его заслугой.
В «Задонщине» о переодевании и ранении великого князя ничего не говорится, равно как и о засадном полку. Дмитрий Донской там вроде бы всё время предводительствует русской ратью, однако как-то расплывчато. И самое главное, что всё время рядом с ним упоминается Владимир Андреевич. Более того, согласно «Задонщине», двоюродный брат наставлял Дмитрия: «Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам». И, прежде всего, «кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золочёным шлемом посвечивая». А уже потом в битву вступил московский князь.
Итак, оба главных источника о Куликовской битве подчёркивают решающую роль в ней князя Владимира Андреевича. Недаром его на Руси прозвали Храбрым.
Владимир Андреевич заслужил в истории своё прозвище не только победой над Мамаем на Куликовом поле. Спустя два года, во время нашествия на Москву хана Тохтамыша, он был единственным, кто сумел организовать отпор татарам. Тогда Дмитрий Донской бежал из Москвы раньше всех, причём бросив семью, которой потом пришлось умолять москвичей, чтобы позволили ей выехать. Есть основания думать, по многим намёкам в летописи, что Дмитрий бежал, прежде всего, от недовольных им и восставших москвичей. Но это отдельная тема. Главное, что пока Дмитрий Донской, якобы или на самом деле, собирал полки где-то под Костромой, а татары брали и жгли Москву и пригороды, князь Владимир Андреевич со своей дружиной разбил один из татарских отрядов под Волоколамском. Это показывает, что организовать отпор Тохтамышу можно было и не убегая так далеко на север.
А в 1408 году Владимир Андреевич, при отъезде на север великого князя Василия I, сына Дмитрий Донского, успешно руководил непосредственно обороной Москвы от полчищ татарского беклярбека Едигея. Золотоордынцы были тогда отброшены от столицы.
Владимир Андреевич был сыном младшего сына Ивана Калиты — Андрея, серпуховского удельного князя. Он родился в 1353 году, в год смерти отца, и был младше Дмитрия на три года. Кроме Серпухова, он владел также Дмитровом, Галичем и одной третью самой Москвы, где обычно и жил. Был женат на дочери литовского великого князя Ольгерда — Елене.
В последние годы жизни Дмитрия Донского Владимир Андреевич, видимо, стал настаивать на том, что великое княжение должно перейти к нему, как старейшему в роде. Но Дмитрий решил обеспечить наследование исключительно за своей линией. Он завещал московский стол своему старшему сыну Василию, а у Владимира Андреевича отнял почти все уделы, кроме Серпухова. После смерти Дмитрия Донского в 1389 году могла разгореться междоусобица, но Василий Дмитриевич предусмотрительно заручился поддержкой своего тестя – литовского великого князя Витовта. Зажатый меж Москвой и Литвой, Владимир Андреевич был вынужден поехать на поклон к племяннику и признать его великим князем, за что получил, впридачу к Серпухову, новые уделы: половину Волоколамска и Ржев. Ему были также возвращены доходы с одной трети Москвы.
У Владимира Андреевича было по меньшей мере пять сыновей, достигших взрослого возраста. Его внук, Василий Ярославич, снова вступил в конфликт с московской великокняжеской властью, и за то поплатились свободой он сам и трое его меньших сыновей. Последним удельным князем из этой линии был праправнук Владимира Андреевича — Феодор Иванович, князь боровский, скончавшийся бездетным в 1521 году.
Владимир Андреевич, через своего сына Ярослава и его дочь Марфу, был также прадедом московского князя Ивана III Великого.